У Урганда не было ни единой сознательной мысли во время последовавшего шквала ударов. Инстинкты и мышечная память преобладали? когда он блокировал и уклонялся, не давая возможности нанести ответный удар.

— Уложи уже его! — крикнул кто-то.

Когти ажеры рассекли воздух в сантиметре от носа Урганда. Он схватил ее за руку и сильно ударил, впечатав лицом в стену. Один из кулаков терранца ударил его по ребрам, и бок пронзила боль. Он зарычал и ударил локтем в затылок ажеры. Она застонала и обмякла, когда он ослабил хватку.

Борианин бросился вперед и нанес Урганду сильный удар ногой в грудь. Воздух вырвался из легких Урганда, и он отшатнулся, но сумел ухватиться за длинную ногу борианца, увлекая врага за собой.

Излишне напрягаясь, борианин замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. Урганд сильно дернул за ногу, заставляя его пасть на землю. Его колено уже поднималось, чтобы коснуться подбородка подонка. Когда удар попал в цель, откинув голову борианца назад, Урганд нанес еще два удара, но металлические костяшки на кулаке одного из терран попали ему в живот, а ботинок другого в лицо.

Урганд отшатнулся назад, удержавшись на ногах только благодаря тому, что влетел рукой в стену переулка. Он вытер рот окровавленной рукой. В его груди вспыхнул огонь, совершенно не связанный с ожогом от насильственного опустошения легких.

— Голая задница Беррока, ты заплатишь за это.

Застонав, ажера с трудом поднялась на ноги, а борианин изо всех сил пытался перекатиться на четвереньки. Все терране уже были на ногах, включая одного с окровавленным носом, что вытащил из-за пояса тристиловый нож. Третий терранец вытянул складную шоковую дубинку.

— Только один заплатит, и это, блядь, воргал, — прорычал терранец со сломанным носом.

— Это кажется несправедливым, — сказала Секк'тхи из-за спины Урганда.

Урганд не смог сдержать ухмылки, растянувшейся на его губах, что вызвало острую боль, когда рассеченная нижняя губа растянулась. Этот укол был волнующим.

— Кто, блядь, эта чешуйчатая сука? — спросил борианин, наконец вставая и сильно тряся головой.

Жар внутри Урганда усилился стократно, и багровые пятна окрасили границы его зрения. Он сжал кулаки. Сухожилия резко выделялись на тыльных сторонах его рук, дрожащих от нарастающей ярости.

Секк'тхи встала рядом с Ургандом, видимая только боковым зрением. Она сказала:

— Я с тобой.

Эти слова побудили его к действию.

Битва превратилась в хаотичное пятно, в котором время не имело значения. Урганд осознавал только свои удары, обрушивающиеся на врагов, и Секк'тхи, такую контролируемую и грациозную, но в то же время такую сильную, которая двигалась рядом с ним, предугадывая его движения, как будто могла читать мысли. Он осознавал… правильность, хотя все в этой ситуации должно было быть неправильным.

Банда поспешно и спотыкаясь отступила, почти неся ошеломленного борианца, голова которого моталась при каждом шаге.

Грубый, звериный инстинкт побуждал Урганда броситься в погоню и покончить с этим сейчас, чтобы гарантировать, что его враги никогда не вернутся. Этот инстинкт пульсировал от ярости. Он сжал кулаки и сопротивлялся, зная, что продолжение конфликта не приведет ни к чему хорошему.

Его дыхание было неровным, учащенное сердцебиение напоминало бой боевых барабанов, а костяшки пальцев пульсировали и были окровавлены, но он стряхнул с себя ярость так же быстро, как она возникла. Повернувшись к Секк'тхи, он оглядел ее с ног до головы.

— Ты ранена?

С ее платья свисали полоски ткани, некоторые изодранные в клочья, некоторые еле держащиеся на нитках.

Она взглянула на себя и зашипела.

— Я невредима, но не могу сказать того же о своей одежде, — она быстро использовала когти, чтобы отрезать нитки и оторвавшуюсья ткань. Результат получился немного более откровенным, чем раньше, но, если бы Урганд не видел ее раньше, то не смог бы сказать, что с платьем что-то не так.

— Так лучше, — сказала она, одарив его илтурийской улыбкой, когда скомкала ткань. Эта улыбка погасла, когда она подошла ближе. — Что насчет тебя, Урганд? Ты ранен.

Он снова потянулся вытереть губу, но остановился, когда увидел свои руки.

— Бывало и хуже. Самое болезненное будет, когда губа уже заживет и после этого вновь разорвется от движения. Так происходит всегда. Просто нужна минута, чтобы привести себя в порядок.

Она указала в конец переулка.

— По-моему, туалеты как раз там. Мне тоже нужна минутка, чтобы умыться.

Урганд кивнул, и они вместе направились к туалетам, разделившись, чтобы зайти в разные комнаты. Хорошенько умывшись, за чем последовало долгожданное опорожнение мочевого пузыря и повторное мытье рук, он присоединился к Секк'тхи снаружи.

Приз снова был зажат у нее под мышкой. Он навсегда запомнит огонек, вспыхнувший в ее глазах, когда она выиграла игрушку, попав, должно быть, в десятки банок в тире на ярмарке.

— Возможно, нам лучше вернуться в отель.

— Ты права. Они не собираются обращаться в правоохранительные органы, но, вероятно, рано или поздно вернутся с друзьями, — вздохнув, он взглянул на небо. По мере того, как день приближался к концу, облака приобретали красно-оранжевый оттенок. — Но есть еще одна вещь, которую нам все еще нужно сделать.

— Что?

Он предложил ей руку.

— Пойдем. Я покажу тебе.

Урганд повел ее обратно к дощатому помосту и пересек его, спустившись по ступенькам к пляжу.

Она остановилась на последней ступеньке и отдернула руку. Нахмурив брови, Урганд взглянул на нее.

— Подержишь? — она протянула плюшевую игрушку, и когда он взял ее, оперлась рукой о перила и наклонилась. — Так много людей говорят об этом ощущении. Я хочу испытать его сама.

Урганд наблюдал, как она снимает сандалии со своих когтистых ног, беря их в руки, и улыбнулся. Подпрыгнув, чтобы удержать равновесие, он поднял ногу и развязал сапог, сумев с трудом стянуть его, не упав.

Секк'тхи рассмеялась и забрала у него плюшевую игрушку. Ее улыбка не угасала, пока он снимал второй ботинок.

Когда воргал закончил, она ступила на песок. Ее ноги погрузились в него, и часть песка проступила сквозь когтистые пальцы, заставив ее снова рассмеяться. Урганд встал рядом. Делал ли он это когда-нибудь в детстве? Когда он в последний раз был на пляже за пределами зоны боевых действий?

— Пойдем, — сказал он, предлагая руку.

Она взяла его под руку, и они направились к воде. Солнце садилось вдалеке, его свет переливался на перекатывающихся волнах, заставляя их искриться и светиться. Красный, оранжевый и желтый цвета в небе сменились синим и фиолетовым на противоположном горизонте. Океанский бриз развевал волосы Урганда и ласкал его, но это было ничуть не так соблазнительно, как ощущение теплой чешуи Секк'тхи на своей коже.

Они остановились там, где мокрый песок под ногами был более твердым, и стояли бок о бок, пока прибой омывал их ступни и лодыжки, прохлада воды приятно контрастировала с теплом солнца.

Секк'тхи молчала, ее глаза осматривали воду, небо и пляж, воспринимая все с тем же удивлением, которое она проявила по прибытии тем утром. Ее изумрудная чешуя мерцала в лучах заката. Вся эта красота поразила Урганда, отразившись и увеличившись в ее глазах. Хотя боль от недавней драки не проходила, он мог игнорировать ее в эти моменты.

Не часто кто-то проявлял такое чистое, беззастенчивое счастье, и он ни за что не стал бы его упускать.

Она провела своим раскачивающимся хвостом по задней части его ног, отчего у Урганда по спине пробежала дрожь.

— То, как движется вода, как играет на ней свет, как ее много, это все…

— Прекрасно. Это прекрасно, — сказал он. — И ты тоже.

Она медленно оторвала взгляд от океана, выражение ее лица смягчилось, когда они встретились глазами. На ее шее появился слабый фиолетовый оттенок.

— Ты не имеешь это в виду.

Недоверчиво усмехнувшись, Урганд покачал головой.

— Все, что ты преодолела, все, что ты пережила, и ты все еще не можешь увидеть себя? — он отпустил ее руку, повернулся к ней лицом и обхватил ладонью щеку. — Черт возьми, Секк'тхи, ты прекрасна. Ты, блядь, сияешь.